Куда течет Темза? (вторая часть)

 

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

 

ПОЕЗДКА В ПИТЕР

После Лондона я поехал в Санкт-Петербург. Отчасти, чтобы продлить каникулы, отчасти из интереса к городу Достоевского. В нем он прожил большую часть своей жизни и написал несколько романов. Оставил описания города, ставшие иллюстрацией его настроений и восприятия.

Если быть точным, то писатель прожил в Питере 28 лет. Он называл город   призраком, городом-фантомом, который возник ниоткуда, возник на гнилом финском болоте. И пройдет время, и этот город также исчезнет. Уйдет в никуда.

 Возможно Петербург Достоевского ушел в невозвратное прошлое, как и ушла царская династия Романовых, одним из представителей которой и был основан город. И эти факты еще раз напоминают, что фантом тоже когда-то улетит в неизвестность.

        Достоевский писал о Санкт-Петербурге.  «Это фантастический город, который возник как-то неожиданно, почти мгновенно. Но также внезапно ведь может и исчезнуть? Искуриться паром к темно-синему небу… Весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?»

        И затем еще цитата: «Мне так грустно смотреть иногда на его сырые, огромные стены, на его мраморы, барельефы, статуи, колонны, которые тоже едва сводят зуб об зуб от сырости, на обнаженный мокрый гранит тротуаров, как будто со зла растрескавшийся под ногами прохожих… Черный купол петербургского неба почти всегда залит тушью.  адский туман, и видно кругом лишь на сажень.»

 

Кроме этого мне давно хотелось там побывать. Последний и единственный раз я приезжал в Питер е почти 30 лет назад во время фестиваля Белые Ночи, Тогда казалось, что вся жизнь впереди, теперь же, когда вижу Питер, не покидает чувство, что жизнь уже прошла.

Я вспомнил как это было тогда – 30 лет назад.

       Наши друзья из Нижнего Новгорода предложили разбить палаточный лагерь на необитаемом острове и там провести ежегодную встречу радиофанов ВВС. Это было, конечно, сильное предложение, поскольку лето выдалось знойным и всех тянуло на пляж, к воде и холодному пиву.  Однако не все горели желанием ехать на Волгу. Поэтому с нижниками вышел жаркий спор.

         Все происходило в одном из московских пивных баров «Кружка», собравшиеся так ожесточённо спорили, что чуть было не дошло до драки, чуть было кружками не начали кидаться. Больше всего нижников разозлил аргумент нашего организатора, который заявил, что Сева приедет именно в Питер, а вот в Нижний он никогда не поедет! Потому что Питер его родина, а Нижний – это вообще совковый отстой и провинция.  Такое определение из уст столичного жителя звучало как обидное оскорбление.  Нижники искренне возмущались.

        Необитаемый остров в середине русла Волги.  Они нашли спонсоров – местный ликеро-водочный комбинат, который не только предоставил спиртные напитки в неограниченном количестве, но и готов был оплатить расходы на аренду палаток и закупку самых основных продуктов. (картошку, макароны и гречневую крупу) . Еще они обещали устроить на острове нудистский пляж и праздник Нептуна. Иль ночь на Ивана Купалы  

      Наконец большинством было решено все-таки реализовать идею встречи в Питере – и отправиться туда не на поезде или на самолете, а на скоростном комфортабельном туристическом автобусе.        

            Тогда мало кто из нас представлял, что такое в действительности «скоростной комфортабельный туристический автобус», тогда, 30 лет назад, таких не было или таким могли назвать любой междугородний автобус. Впрочем мы об этом не думали, поскольку воспринимали происходящее легче и проще. Мы готовы были терпеть неудобства, лишь бы ехать.  И нам было безразлично какой именно будет автобус – главное, что мы вместе.

Со мной в Питер поехала Лена, тогда она считалась моей новой подругой. А поездка для нас выглядела как романтическое путешествие. К автобусу она отнеслась отрицательно – хотела лететь на самолете.  На встрече в пабе перезнакомилась почти со всеми членами московской группы нашего клуба и выяснила, что большинство из них тоже за перелет. Но это уже ничего не решало, поскольку автобус был заказан и оплачен.   

       Ехали по ленинградскому шоссе на удивление быстро и почти не попадали в пробки и заторы из-за многочисленных фур. Особенно в Вышнем Волочке, успешно проскочив который, можно было уже вздохнуть с облегчением и понадеяться с уверенностью, что удастся добраться до Питера к концу дня. Но напрасно. Было уже поздно, до Питера казалось не больше трех часов. Дорога неожиданно сузилась из-за ремонта в одну полосу, по которой машины двигались по реверсивному принципу.  Почти час мы простояли в пробке. Наконец решили свернуть и поискать место для остановки.

       Выяснилось, что мы проезжали мимо местной природной достопримечательности – Саблинские водопады.  Там и решили остановиться на ночлег.  Для этого там же, рядом устроились в пионерском лагере. (В те годы подобные лагеря пустовали, поскольку никто не хотел работать за зарплату по-старому, а платить по-новому лагерное начальство не имело возможности).

 Остаток дня и начало вечера осматривали водопады, купались, даже попытались пожарить шашлыки, но не нашли ни мяса, ни дров… Пошли исследовать пещеры. В целом они произвели весьма слабое впечатление. Их трудно найти, до них трудно добраться.

            От водопада тоже остались не в восторге, он, наверно, больше похож на слив, когда вода из сточной трубы падает в пожарный пруд или в вонючий очистной водоем. Жаль, что при помещении этих достопримечательностей с нами не было экскурсовода, он бы точно смог украсить наше пребывание в этих местах своим увлекательным рассказом.

            После ужина выяснилось, что у нас угнали автобус. Это произошло пока мы ходили на водопад. Что теперь делать? Эта новость расколола нашу веселую пьяная группу на две части. Одни особе не переживали по поводу малокомфортных условий и сразу решили остаться на ночлег в туристическом лагере (Прежде это был обычный пионерский лагерь, там школьники проводили каникулы, но теперь его перепрофилировали и сделали открытым для всех, в том числе и для работниц коммерческого секса). Последнее обстоятельство, видимо, и стало решающим для тех, кто остался в лагере.

    Друга часть нашей тусовки пошла пешком к железнодорожной платформе Поповка, чтобы ехать в Питер. Они смотрели на оставшихся с сожалением и сочувствием (как на идиотов), поскольку не сомневались, что автобуса больше не будет. И этим оставшимся в лагере утром придется также идти на платформу.

      Их возглавил наш Питерский коллега братец Бородин, который пообещал всем комфортабельную гостиницу почти в центре, и с видом почти на Зимний дворец или Петропавловку и еще бесплатный завтрак    (с шампанским, возможно),  и еще билеты на рок-концерт.

            После того как оставшейся в лагере разместились по комнатам, наиболее ответственные направились в ближайший магазин. И нашли его открытым, хотя время уже клонилось к позднему вечеру. К всеобщей радости, наши друзья запаслись выпивкой и продуктами. Казалось, что им больше ничего и не надо. А чтобы праздник по-настоящему удался отправились искать коммерческих девушек.  Жрицы любви с удовольствием приняли участие в бурной ночи. Удалось уединиться практически всем. Разумеется, желающим. А затем веселье в пионерском лагере продолжалось на поляне с костром.  Возле него устроили танцы, пели песню Степанцова про старшую пионервожатую, которая слегка помятая, но ничего… Все как в тексте Бахыт-Компота…

Утром появилась новая информация, что автобус не угнали, а решили на нем немного подхалтурить извозом местных дачников.  Участвовали в этом и сами автобусные водители. Видимо они и придумали всю эту историю с угоном.  

      Последовательность теряется во времени поскольку все покрытым плотным алкоголическим туманом и еще многими годами уходящими в прошлое. Но ощущение, что тогда все было незабываемо осталось. Почему? Наверно именно потому, что тогда мы были молодыми и нам казалось, что еще все впереди.

        Действительно, почему же не искупаться в Саблинских водопадах? Стояло жаркое лето, начало июля. Группа энтузиастов отправилась туда после ужина уже сильно навеселе. И моя подруга тоже увязалась с ними. Разумеется, купаться они собирались голые, поскольку ни плавок ни купальников не брали. Вообще об этом не было речи. Хорошо, что Лена купальник все-таки прихватила, но увидев мрачный черный водоем с быстрым течение, она отказалась, и я скорее увел ее в пионерлагерь.

       Главное в этом путешествии: мы ехали поздравить Севу Новгородцева с Днем рождения. Он обещал прилететь в Питер прямо из Лондона! Мы приготовили ему подарок. Купили в складчину сертификат на аренду яхты в Эгейском мире. В одной их передач Сева обмолвился, что мечтает сходить на яхте по Греческим островам. Потом еще подтвердил это в приватной беседе. Вообще самостоятельное плаванье на яхте по эгейскому морю казалось тогда невероятным развлечением только для фантастических миллионеров. Сотни греческих островов, лазурное море и белые домики на горах и все это залито ослепительным солнцем – тогда это было за пределами реально достижимого, только еще рухнул Союз, и мы могли пока только мечтать.

     

       Утром уже в одиннадцатом часу литовские товарищи подали угнанный вчера вечером автобус. Тогда мы еще не знали, что они возили на нем дачников. Поэтому радовались, что пропажа быстро нашлась. Расселись по местам, и машина тронулась. Появился гид, доброволец из нашей тусовки, готовый рассказывать о питерских предместьях из любви к искусству.

        Вскоре мы миновали Шушары и оказались через полчаса в центре города. Как всегда, знакомство началось с прогулки по Невскому до Сайгона, или того места где раньше был Сайгон, и обратно. Вел нас уже местный краевед-энтузиаст Бородин. Вообще это было обязательным или традиционным ритуалом для вновь прибывших. 

         Возле Гостиного двора мы свернули с Невского и пошли обедать в колоритную демократичную пельменную, чтобы потом до глубокого вечера знакомиться с остальными достопримечательностями.       

    Тогда во время первой поездки, это было почти 30 лет назад, мало что конкретно запомнилось - все смешалось – люди, кони, залпы несуществующих орудий, и еще дворцы, мосты, вокзалы – все стремительно улетало назад, когда я смотрел из окна автобуса, даже не хотелось что-то подмечать, останавливать взгляд , обращать  внимание, - пусть  вертеться эта карусель и ускоряет свое движение с каждым днем.  У меня еще столько всего впереди.  Успею еще ни раз полюбоваться этим Питером.

У меня впереди еще целая жизнь, в которой будет еще много-много поездок в том числе и в город на Неве.  В ней будет еще много всего!

К сожалению, так сложилось, что именно для Питера времени так и не нашлось. Пролетели годы и теперь, через 30 лет мне стало понятно, что жизнь уже позади, а в Петербурге так и не побывал.

 

  «ЖАРА, ИЮЛЬ, НОЧИ ТАКИЕ ЗВЕЗДНЫЕ…»

 

Жаркие июльские дни хотелось провести на пляже. (а можно и ночи) Но куда податься бедным рок-фанам  в малознакомом городе? Мы не знали. Тогда Бородин предложил отправиться на берег Невы.  А именно к Петропавловке. Там прямо возле стен крепости можно найти отлогие укрепленные бетонными квадратами широкие скосы и расположиться на них. И устроить пикник.  «А еще там среди разнообразной публики, частенько греются на  плитах весьма соблазнительные дамы.»  Добавил для придания некоторого ажиотажа своему предложению Бородин. 

Но сразу отправиться туда не получилось.  Питерский график включал переговоры с издателями, встречи с Севой, мероприятия фестиваля «Белые ночи» и еще, самое главное, очередной съезд Июльцев  - план  составлен довольно напряженный.  Но вовсе необязательный к выполнению.

 Нам представлялось, что «Белые ночи» органично вольются в наши рок-н-рольные тусовки, поскольку с нами был Сева и это решало все, а городские организаторы пусть устраивают культурную программу в «Юбилейном» и концерт Рика Уитмена на Дворцовой.  Еще у них были заготовлены  выступления каких-то попсовых выскочек, эстрадных певцов и даже мастеров художественного  свиста.

На второй день нашего тура была запланирована первая встреча с Севой. Вся наша тусовка, добравшись из палаточного лагеря под Сестрорецком, собралась на Садовой улице. Оттуда все должны были плавно переместиться на зафрахтованный кораблик. И совершить плаванье по руслу Невы, затем по ее протокам и рукавам. Мы помнили, что Сева все-таки бывший моряк и поэтому ему по душе будет любая водная прогулка, и если сложно предложить морскую, то речная вполне по нашим силам.  И предлагая это наш организатор Алексей не ошибся. Времена, впрочем были такие, что даже такое простое дело, как аренда речного трамвайчика обрастала трудноразрешимыми на первый взгляд проблемами. А именно, каким образом внести оплату за кораблик? Это можно было сделать только через расчетный счет официальное организации, с которой должен быть заключен официальный договор на бумаге.

Нашелся среди нашей тусовки один человек – бывший комсомолец, быстро понявший, что время комсомольских секретарей уходит в прошлое и теперь нужно отличаться в чем-то другом. И лучше всего продвигая какую-нибудь идею, очевидной противоположностью прежним   партийным установкам.

По документам звали   нашего комсомольца Владлен Гнустенко, а в жизни он представлялся просто Володя.  Ранним утром почти за неделю до мероприятия он отправился в Ленинградское пароходство с гарантийным письмом об оплате и доверенностью на заключение договора аренды кораблика выданные ему комитетом комсомола завода «Колибр» . (на этом заводе работал секретарём парткома старый партийный товарищ его сводного отца)

 Нужно отдать должное Владлену с задачей он справился почти «на отлично». Свободных средств на счете комитета комсомола оказалось предостаточно даже на недельную аренду. А три часа фрахта оформили с первым секретарём как консультацию-тренинг по профессиональной ориентации. Наличку же полученную от Татищева, первый секретарь положил в сейф со словами «на октябрьскую наглядную агитацию пойдет» . Но затем подумал немного, осмотрелся и выдал Гнустенке казначейский билет в 25 рублей за старание. Чем тот был неслыханно рад.     

Долгожданный день водной прогулки выдался солнечным.  Утром с моря дул прохладный ветерок, я  стоял на пристани, кажется она называлась Адмиралтейская, и с беспокойством всматривался в перспективу улицы, откуда должна была появиться мои спутница - Елена. 

Сева уже приехал с Васильевского острова, да и остальные участники поездки были уже в сборе, даже пиво и закуску подвезли, а ее все бы было видно…  Меня это нервировало и раздражало. Еще утром в отеле, сразу после завтрака, мы спустились на первый этаж в ресторан, она сказала, что уходит на встречу.  По обрывкам телефонных фраз я понял, что это будет где-то на Сенной площади (где, согласно стихотворения Некрасова женщину били кнутом,) в каком-то небольшом кафе, и она еще просила свою коллегу не опаздывать. Это была девушка из местного Дома моделей. Выслушав объяснения, я ответил, что буду жать ее на пристани.

 Кораблик покачивался на волнах уже полчаса. Мое беспокойство, что моя подруга может опоздать, перешло в твердое осознание, что она вообще не придет. Поскольку ей не интересна вся эта суета! Все эти манипуляции с концертами, рок-н-роллом, Севой, корабликом и пивом. (видимо опять отправились в Baltimore House hotel и вернется только к вечеру.)

И откуда она узнала про девушек, увлекающихся коммерческим сексом? Что они вообще оставались в заброшенном пионерском лагере?

 Потому что ты вместе со своими дружками ходил по проституткам! Я устала от дороги и поэтому сразу легла и заснула, но это вовсе не означает, что я не знаю, чем вы там занимались, когда пошли в бывшие административные бараки. Там именно и тусовались ь «эти девушки»! Теперь после этого я не хочу больше с тобой находиться. Достаточно.  В Питере или не в Питере! Мне все равно. А ты можешь дальше путешествовать один или со своими дружками. Вы находите интересные развлечения!

Чем дольше она говорила, тем сильнее распалялась. И в словах ее не было правды. Была только злоба и раздражение и еще конечно зависть и ревность!

- И красивые они, эти женщины? – воскликнула она, но я промолчал.  Я надеялся, что истерика скоро закончится. Не нужно только возражать! Не нужно говорить, что это наглая ложь, что этого не было, потому что не могло быть в принципе.  (очень убедительная аргументация!)

 

Я нервно курил на пристани. Ничего себе начало!  И это только первые дни новых питерских каникул! Столько надежд, столько планов - и все напрасно. Захотелось все бросить и вернуться в Москву.

Конечно она не придет.  Конечно, чтобы придать еще большей убедительности сегодняшним утренним заявлениям. А я еще старался, бронировал комфортабельный отель с номером «люкс» с окнами, выходящими на канал Грибоедова. Но может все-таки одумается и приедет? Размышлял я продолжая вышагивать вдоль причала.   А с зафрактованного кораблика уже махали руками и кричали, что пора отдать концы.

Сева сидел в кают-компании, окруженный плотным кольцом фанов, рассказывал истории из своей морской и радиовещательной жизни. В тот момент — это история о плаванье в арктических льдах на дизельной плоскодонке. Все слушали, затаив дыхание и разинув рты. Происходящее снимали на камеру, напротив пристроился с микрофоном на штанге репортер из местной молодежной газеты «Рок-республика». Между тем обособившаяся группа участников уже приступила к уничтожению пивных запасов.  На носу кораблика фотографировались, а на корме несколько анархически настроенных членов нашей пестрой тусовки подняли черный флаг с перекрещенными костями и черепом. И включили музыку кажется «Каннибал Корпс», впрочем, могу ошибаться. И мы поплыли!

Примерно через часа три мы заметили, что за нами на катере с подводными крыльями гонится речная милиция.  Оказалось, что их крайне всполошил черный флаг на корме нашего корабля.

По требованию ментов пришлось флаг спустить. Но это не омрачило настроение нашего коллектива. В нашем распоряжении еще оставался буфет с надежным запасом пива.

Речные менты забрались к нам на борт и, когда увидели Севу, и когда им объяснили, что здесь происходит, они  очень удивились и обрадовались. Начали доставать служебные блокноты и просить у Севы автограф. Оказывается, что они тоже являются слушателями его передач, но так заняты на работе, и поэтому не имеют возможности участвовать в наших тусовках. На прощанье Алексей подарил им подписанные Севой буклеты о нашем молодежном движении.

 Закончив водную прогулку, наша дружная компания отправились на Дворцовую площадь.  Шумная нестройная колонна вызывала у прохожих недоумение, особенно когда начали фотографироваться перед Зимним дворцом.  Я с ними не пошел, а поспешил прямо на улицу Рубинштейна, в местный рок-клуб, где нас уже ожидали преданные поклонники Севиного радиотворчества. 

Шум голосов и музыка стихли, я почувствовал, что наконец-то остался один и мне нужно спешить.  Где сейчас Лена? С кем она? Что делает?  Не избавиться от этих мыслей. Пока я шел по набережной вдоль одного из каналов, они вновь и вновь возникали в уме , создавая  какое-то неприятное напряжение.

 Я шел мимо полуразрушенной церкви, гаражей, когда-то богатых особняков с колонными, вспоминал ментов с блокнотами и наших панков в косухах с черным флагом в руках. Они сейчас – там, веселятся и пьют пиво. А я – здесь, один.  Почему же она не пришла на кораблик? Почему она так поступила? Неужели встреча со швейной подружкой так важна? Или это только мне так кажется? Пора забыть ее, и переключиться на другую – на ту, кто больше соответствует моим взглядам и стилю? Моим креативным взглядам на действительность.  А у нее на уме только толстые кошельки пустых деляг. Даже каких-то барыг или рыночных спекулянтов! – так я распалял себя сильнее и сильнее, пока не понял, что все это напрасно и не имеет никакого смысла. Она все равно не слышит. И не услышит никогда…  

Пешеходная прогулка с Севой по городу включала несколько остановок. Первая, как я уже сказал, была на Дворцовой площади, а вторая на улице Рубинштейна. Там был запланирован ужин и концерт питерских фанов в честь приезда Севы. Паб назывался «Братья по разуму», видимо, в честь местной футбольной команды, поскольку в интерьере было много соответствующей символики: кепки, майки, шарфы, перчатки, а еще афиши, фотографии, флаги и мячи, завернутые в сетку. Почему выбрали именно этот паб так и осталось непонятным. Впрочем, интернациональная кухня порадовала.

В глубине зала я заметил Новикова. Он сидел в одиночестве за большим столом, на котором я рассмотрел только одну наполовину пустую  кружку и тарелку с фирменными шпикачиками, кажется. Это было в последнем ряду, потому пока я пробирался к его столу, встретил много знакомых лиц: музыканты, журналисты, меломаны, коллекционеры грампластинок и просто фаны.

Поздоровались, я спрашиваю Новикова «А где же Сева?» Он отвечает, что, наверно, с фирмачами встречается.  Обсуждает издание своей книги. О музыке и работе на радио. Мрак проблем.

- Что же это должна быть за книга? – спрашиваю я. 

- Наверно о том, как стать богатым и всеми известным,- ответил иронично Новиков.

- Не думаю, что Сева будет об этом писать.  Это скорее будет книга о пути человека по жизни. Куда этот путь его в конце концов привел: к славе и забвению?

Но в ответ Новиков только шутил.   Потом он сказал мне:

 - Чем дольше мы живем, и как бы движемся к будущему, тем глубже проникаем в наше прошлое. Вчера, казалось, мы думаем только о завтрашнем дне, размышляем: как там наша жизнь сложится? А сегодня мы уже повернулись на 180 градусов и смотрим во вчера, и открываем много нового в прошлом. Принято говорить, что, если мы живём - это значим движемся вперед, но на самом деле все глубже и глубже опускаемся в прошлое. В глубину лет. – Новиков пророчески поднял руку с указующим куда-то вверх перстом. -  И открываем там много непонятного и прежде незамеченного. И среди этих новых открытий в прошлом мы тоже движемся вперед. Только относительно настоящего дня – это движение как бы назад.  Но оно все равно поступательное!

- А что же это за открытия в прошлом? – спросил я.

- Ничего сложного. Это обычные предметы, которых мы раньше не замечали. Ходили мимо и не видели, а теперь, когда мы стали старее, когда приобрели опыт, мы начали их замечать. Это и есть открытия. Например, я узнал, что у меня есть дети. Двое. Мальчик и девочка.  Но сколько себя помню, я видел их во дворе, но не знал, что на самом деле это мои дети. А еще песня, которую оказывается тоже написал я, но этого никто не знает. А я вот теперь узнал. « Такая вот смешная вышла жизнь» - эти стихи из моей песни. Я нашел эти строчки в моем дневнике и написаны почти 10 лет назад.

- Это просто совпадение, - сказал я.

- Нет, так не может быть. - отвечал Новиков. - Так что идея моя в том, что чем старее мы становимся и уходим в завтра, тем становимся моложе. Именно об этом и рассказывается в книге Севы, и все делается на примере одного юного пионера из страны Советов.

- Раньше все в этой стране были пионеры. И ты тоже.

- Конечно! Но из книги нетрудно догадаться, что этот пионер сначала повествования очень похож на реальную Севу, но с годами он меняется. Он становится другим человеком с другой биографией, другими представлениями и другими идеями нежели Сева. Так что в конце книги мы видим уже двух Сев. Одного – автора, а другого – основного персонажа. В общем все что с ними происходит – наверно очень интересно, потому что он уехал в далекую южную страну и работает там водителем автобуса, не читает книг, не играет на музыкальных инструментах, отпустил бороду, а по выходным пьет пиво в соседнем баре. Его не узнать. И вообще трудно предположить, что это Сева.  

Новиков немного помолчал и добавил, что это в общем-то должна быть книга об истории музыки, о современном рок-н-ролле, о передачах Русской службы Би-Би-Си, о слушателях, а ещё именно о тех временах, когда все это происходило, и еще дополнительно – это, пожалуй, главное – о роли во всем этом Севы, как радиоведущего. И просветителя вообще.

- Трудно с тобой не согласиться, - сказал я – но для того чтобы книга была в тренде нужно добавить в повествование разные истории об отечественной и зарубежной рок-музыке, что придаст книге актуальность и динамизм.

- Вот именно, - поддержал Новиков.

- И когда же мы увидим эту книгу? – спросил я.        

– Никогда, - сказал Новиков, - хотя она уже написана.  Осталось только зафиксировать на бумаге и отнести в типографию. Эта книга и есть – мы!

Подошла официантка и положила на стол меню. Спросила, что принести из напитков. У нее были ярко рыжие волоса до плеч, а звали ее, судя по бейджику, Ксения. (Фигурой она была похода на солистку АББА блондинку Агнету) Я попросил принести кружку 0.5 светлого пива Пилзнер. Она ответила, что имеется только Эфес Пилзнер. Я согласился.

- Не совсем понятно, - спросил я - как это так, что книга о работе Севы на Би-Би-Си, об английских музыкантах и о рок-н-ролле на самом деле станет книгой о нас?

- А просто потому, что Сева – один из нас, - заключил Новиков патетически.  Я подумал, что он уже сильно набрался.

В пабе заиграла музыка, на экране начали демонстрировать фильм с живого концерта Пинк Флойд «Моментальная потеря рассудка» (“Momentary Lapse of Reason”).

-  Сева никуда не уезжал, остался здесь в Питере, и одновременно переехал в Лондон, - сказал Новиков.

 – Если так, то становится понятно, - продолжал я уверенно, -  как Сева может обсуждать с фирмачами издание книги и одновременно следовать в этот паб с толпой фанов? Я это видел. Нашу тусовку невозможно с кем-то спутать. Это было буквально 15 минут назад, я шел перед этой толпой, пестрой и шумной, она направлялась прямо сюда. И в центре шел именно Сева. Он еще что-то говорил важное…

- Ничего особенного – ответил Новиков. – так оно и есть!

- Но ведь Сева не джин из медной лампы, и он не может раздваиваться. И одновременно находится в разных местах. Значит с фирмачами беседует кто-то другой.

 - Почему же – воскликнул Новиков. – Сева может!  Для одних Сева с фирмачами, а для других с фанами! У всех свой Сева! Это жизнь!

Очевидно, все-таки, - подумал я, - что он уже очень сильно набрался. И теперь говорит то, что еще не успел подумал и вообще никогда не додумается до такого – заключил я опрометчиво.

 

Новиков сказал мне тогда, эти слова врезались в память, он сказал, что полюбил слушать передачи Севы Новгородцева потому что это придавало ему силы в борьбе с агрессивной социальной средой, которая окружала его повсюду в Советской России, и что благодаря им он морально выжил и остался собой.

Возможно ли переоценить значение этих коротких полуночных передач? Что это было в сравнение с бурными потоками лжи из остальных средств массовой информации: из этих газет и программ телевидения. Но радиовещание наоборот казалось менее агрессивным и более либеральным, правда это только в градации уровней свободы в советских изданиях.  которых это величина строго стремилась к нулю.  Ведь по-существу советское радио врало так же как всё остальное.

- И против всего этого бурного потока какие-то полчаса – воскликнул Новиков -  и они оказались намного важнее, и они решили все. По крайней мере для меня.

-  Эти полчаса после полуночи – это время возле приемника, продолжал он - пролетало незаметно, эти 30 минут (а прежде было еще меньше – 20 минут) это какой-то стремительный миг, но этого было достаточно, чтобы убедиться в своей правоте.  И что нельзя верить им всем, потому что они все врут! И хотя я был один, я был убежден в собственной правоте. 

 Новиков рассказывал мне про один день своей жизни. Осенью рано вечереет, и было уже темно, когда он шел по опустевшей улице, а мимо проезжали пустые такси.  Не было денег, чтобы доехать. Такой унылый конец осеннего дня, нечего выпить и нечего покурить.  Было холодно, наверно от того, что воздух был влажным, было ветрено и сыро. Самая плохая погода, какую можно придумать. В Питере такие дни не редкость. Очень хотелось поскорее добраться до тепла и выпить к подогретого красного вина.

Кто сошел с ума? Мир или я?  Не понимаю. Я шел по вечерней улице и задавал себе в который раз этот вопрос. Везде приводят доказательства, только предельно ясные доказательства, везде стараются убедить: это ты смотришь кривым взглядом, искаженным! (от вина и травы) и еще у тебя неправильные глаза, и руки тоже неправильные! И поэтому и мысли неправильные или наоборот. Весь ты какой-то неправильный. Непричесанный.  Так жить нельзя!

Вот сейчас будет поворот во двор, после палатки «Овощи - фрукты» я сразу сверну во двор и закурю. А ты все пытаешься доказать, что солнце должно светить, а река должна течь. Кому? Ты никому и никогда не сможешь доказать, что земля вращается вокруг солнца. Ведь все видят, что оно восходит на востоке и заходит на западе. И потом на следующий день, обернувшись вокруг земли вновь восходит на востоке и вновь заходит на западе. Это же очевидно. И понятно всем. 

 Я шел по проспекту Коммунизма. Тогда ведь все вокруг говорили только одно, а я вот думаю совсем другое. Мои мысли идут в противоположном направлении. И слушая Севу я убедился, я понял, что я не один, а со мной весь мир!

 

«Я ОДИН - ПРАВ, а ОНИ ВСЕ - НЕТ»

Мы выпили еще по кружке.  Агнета теперь внимательно следила за нашим столом и быстро подносила свежее пиво. Когда она подошла в очередной раз, я засмотрелся на нее и неожиданно вспомнил о встрече в Лондоне на Эбби Роуд. А ведь она удивительно похожа на ту девушку! И если бы можно было поставить их рядом, то было бы трудно найти отличия.

 Хорошо, что Елена не видит этого. Хорошо, что она опоздала на пристань. Иначе начала бы ревновать, и это стало бы еще одним поводом для скандала. Но если она не пришла сюда, то где же она? Этот вопрос я повторил Новикову. Наверно она опять отправилась на свидание в отель Балтимор Хаус, заключил я.

- Удивительно, что ты говоришь про неё, - ответил он. -  Она ведь тоже где-то ищет тебя и спрашивает своих подруг. Все зависит с какой стороны посмотреть. и как посмотреть.

- С какой стороны не смотри,- ответил я.

- Именно поэтому наша жизнь течет в разных направлениях. И мне порой путаем в ком направлении движемся в определенный момент. Движемся мы в прошлое или в будущее?  

А вечер пива и дружбы между тем набирал обороты. Распахнулась с грохотом входная дверь и зал начал стремительно заполняться рок-н-рольной публикой, в косухах с флагами и цепями, гитарами, магнитофонами, банданах и каких-то немыслимых бейсболках, с ремнями и коваными ботинками.   Это наконец прибыла группа, сопровождавшая Севу. И в эпицентре бушующей толпы шел он сам! 

 Народ расселся по местам вдоль столов и отдельных столиков. Официантки засуетились стремительно разнося кружки, но у многих были припасены бутылки с вином и более крепкими напитками.  Из глубины кто-то громко припросил выключить магнитофоны.

Ломанов-Доренко произнёс тост «пусть будет рок-н-ролл жить всегда, типа «лонг ливин рок-н-ролл и хард-рок форева», и еще здоровья и долголетия нашему сеятелю Севе Новгородцеву» и все немедленно выпили.

Это было дружно, в едином порыве. Сплоченно и монолитно.   Многие по целому граненому стакану, наливали вино какого-то светло-желтого цвета, похожее на ушедший в прошлое портвейн Иверия.

- Братцы! Мне хотелось бы поблагодарить вас за встречу, - начал, поднимая бокал с шампанским, ответный тост Сева. – я глубоко тронут вашим вниманием. Я не ожидал, что приедет столько людей со всех самых дальних сторон нашей огромной страны. Спасибо вам. Спасибо, что вы есть. Теперь я навсегда с вами. А следующую встречу предлагаю провести в Лондоне. У меня в Гринвиче. Приглашаю всех в Лондон!  Да здравствует рок-н-ролл!

И все немедленно выпили.

Оставаясь за столом Новикова, мне было видно почти все помещение кафе. Это состояние невозможно описать, его можно только ощутить. Было видно, что общество стремительно и неудержимо пьянеет… И что же с ними будет дальше? – подумал я, и опять зазвучали в уме Ленины слова «не собираюсь участвовать в пьянке с этим сбродом». (Это она еще говорила в отеле на канале Грибоедова) Но ведь совсем все не так. И бар отличный – «Братья по разуму». Мы же ведь тоже все братья! Подумал я, тоже пьянея сильнее и сильнее… Казалось, что уже не в силах остановиться – не проваливаться глубже и глубже в бредовый сон, а хотя бы немного передохнуть, чтобы дотянуть до вечера и увидеть все происходящее.

 

Пока еще не началась настоящая серьезная пьянка, поскольку еще не подошла основная группа фанов во главе с Севой,  мы с Новиком получили возможность попить пива и спокойно поговорить. Он рассказал мне как проходила встреча Севы в аэропорту.

С первого взгляда это походило на возвращение на свободу маргинала со стажем, поскольку помимо прочих и разных людей встречать Севу приехали делегаты из ОККУПАЙ АБАЙ (стихийная организация молодежи всех возрастов простив политического террора и фиктивных выборов президента). Или очень похожих на них. И каким-то образом одним из них оказался Новиков. Вольный народ разместился прямо напротив выхода из «зеленого коридора». Гудели, говорили что-то, вскидывали над головами самодельные плакаты, чувствовалось нарастающее нетерпение, они ждали, когда же появиться Сева, а его все не было, хотя самолет из Лондона давно приземлился.

Сева возвращался на Родину. Это праздник! Торжество! Вместе с ними и другими маргиналами, а также панками, анархистами, металлистами, религиозными сектантами, и просто хиппи толпа в аэропорту собралась в несколько сот человек. Часть из   пришедших знали о Севе лишь

понаслышке, главное для них было поучаствовать в неформальной мегатусовке.

Небольшим цивилизованным островком в ней выделялась группа журналистов, они были одеты цивильно и вели себя сравнительно спокойно. Стояли в центре зала прилета ощетинившись камерами и микрофонами.

А неформальный люд между тем прибывал и прибывал. Обстановка накалялась. Ситуация выходила из-под контроля. Могло показаться, что встречающая публика ведет себя весьма агрессивно. Но это только внешне, и вовсе не потому, что эти люди по жизни были такими.  На самом деле в их душах гремела весна, они шумели восторгом и желанием выразить всю свою неподдельную радость вернувшемуся из долгих забугорных странствий кумиру. В зале прилета стояли воспитанники душного советского общества, и многие из них были полны решимости вынести Севу на руках и шествовать так до Дворцовой площади.  И поскольку от этих слишком сильных объятий бывшей Родины ее питомец мог задохнуться, организаторы встречи решили вывести Севу через черный ход, слишком высоким был риск пострадать от жаркого чувствоизъявления народа.

Новиков замолчал, тяжело вздохнул, выпил хороший глоток пива, и продолжал: Наверно Сева представлял свое возвращение из-за границы и встречу в аэропорту несколько иначе. Думал, наверно, что придут известные джазмены или просто музыканты, творческие люди, равные ему, а может и более известные. И поздравят с возвращением. А он поблагодарит их и скажет короткую речь.  Одним словом, этот миг станет торжественным и в определенной степени маленьким триумфом большой личности в узком кругу.

Правда, что именно воображал Сева – неизвестно, продолжал Новиков. Хотя, впрочем, мы это можем свободно предположить, можем попытаться представить какими могли быть его фантазии в тот самый эпохальный момент, когда вступил на родную землю. Или всё выдумака – неизвестно. (так Новиков и сказал выдумАка).  Все-таки на самом деле все гораздо проще. Сева, может быть, думал о простых бытовых вещах: не потерялся ли багаж, в каком отеле сняли номер и что это за номер? а что же будет на ужин? - заключил Новиков и отпил еще один очень большой глоток Адмиралтейского светлого.

 

Неожиданно он заговорил совсем о другом.

- Мне нужно уехать, чтобы написать книгу, - сказал Новиков.

- И куда же ты собираешься?

- В Лондон, куда же еще? – удивился Новиков. – раз именно оттуда прилетел Сева, значит мне туда.  Понятно, что это не совсем подходящее место для писания книги. Лучше, наверно, отправиться в Корнуолл или в Девон и там, арендовав небольшую квартирку, приняться за писание.  Только в моем случае – это продолжить писание. 

- Может быть тебе отправиться на остров Капри? – предложил я.

- Нет. Туда не поеду. У меня ведь совсем другая книга, - ответил Новиков.

- Книга? Ты пишешь книгу, - удивился я. – Даже пока не спрашиваю, о чем книга, просто зачем? Объясни, зачем тебе писать книгу? И мне сразу все станет ясно. Что за книгу пишешь и вообще.

- Как это зачем? -  воскликнул Новиков.  – я уже несколько раз начинал писать эту книгу. И никак не могу закончить, потому что это очень длинная книга. Нет у нее пока конца, потому что это книга моей жизни! – заключил он гордо. Это книга о несбывшихся мечтах, утраченных иллюзиях и несбывшихся надеждах, и ещё о потерянных возможностях. Это книга о человеке, который имел в мире все и потом остался ни с чем. Трагедия!

- Так-так, - сказал я, изображая удивление и настороженное внимание. – И о чем же она? Можешь поконкретнее…

- Не вижу оснований для иронии, - ответил Новиков. -  Первый раз я начал писать ее, когда еще учился в школе. Тогда, помню было лето, я поехал на каникулы за город, там у меня было много времени. В небольшом городке, наверно, в большей степени поселка жила моя тетка, в ее хозяйстве, это несколько построек, было достаточно места. Но все равно я предпочитал уходить утром и путешествовать пешком или на велосипеде по окрестностям.

Однажды я никуда не поехал, потому что, казалось, собирается дождь, но так и не собрался, а я взял тетрадку, ручку и пошел в заросший овраг. Там были густые кусты, большие деревья, какая-то дикая трава, а дальше бурьян в человеческий рост, но там было тихо и спокойно. Там не было никого! Конечно, кто полезет в такую чащу? Я обогнул дикие заросли травы, бурьяна и чертополоха, углубился в лес. Тоже больше похожий на высокие кусты.  Увидел прогалину и направился к ней. Нашел крепкий пень, сел на него и начал писать. Так писал, писал, уже не помню сколько прошло времени. Не хотел или не мог остановиться… Так меня захватило. Но ведь главное: уметь сокращать… 

- Сразу вспоминается наш классик со своей «сестрой таланта», - добавил я.

- Вот именно! - поддержал Новиков. -   Потом, когда закончил и переписал, отправил этот текст на почти на пяти листах приятелю, другу по переписке – обычному деревенскому пацану, с которым познакомился прошлым летом на речке. Мы ловили рыбу и подглядывали за девчонками (неудачно). Так исписав пять тетрадных листа, я получил первый вариант своей будущей книги, и все отослал этому далекому парню. Точнее недалекому. И он даже не ответил. Наверно, потерял листки, потерял эти нетленные страницы! – воскликнул Новиков.

- О чем же там шла речь? На этих первых страницах? – спросил я, вовсе не надеясь услышать хотя бы в какой-то степени конкретный ответ. Однако Новиков заговорил с такой уверенностью будто только два часа назад закончил писать начало своей книги.

   -  Сначала это был рассказ о моем первом полете. Романтично, необычно и даже фантастично. Это был полет на воздушном шаре. Я украл у пионеров из кружка «Умелые руки» воздушный шар и улетел на нем через Конаковское водохранилище. Как это было потом уточню и объясню. Сейчас о главном.

Новиков разгорячился и начал забывать нужные слова.

- Послушай! Не, ты послушай, - говорил он -  Важным, самым важным, как казалось мне, нужно изложить в книге всё!.. Или почти всё: мысли, идеи, озарения, -  все это постоянно приходят ко мне. Об этом обязательно должны узнать люди, как можно больше людей!

- Для этого книгу нужно издать миллионным тиражом и разослать во все магазины! – предложил я.

- Дело вовсе не в тираже. - ответил Новиков и допил кружку залпом. -  Самое важное рассказать, обо всем, что было в жизни, что могло бы быть, но чего так и не произошло. Но я это ждал с нетерпением, наверно, это как первая любовь – неожиданная и непонятная. Особенно, когда она направлена на соседку или учительницу естествознания.

- Нет, у нас в школе этот предмет назывался Природоведение, -  заметил я.

- Наверно так именно и называется, - согласился Новиков. – учат детей природу любить.

Он опять замахал нашей Агнете, чтобы несла еще пива. А в пабе между тем началось исполнение песен под гитару. Кто-то решил спеть «Время кузнечиков», а потом «Охота на дураков». Впрочем, слов было плохо слышно, поэтому о названиях песен можно говорить крайне приблизительно.

- И когда она принесет еще пива?! – воскликнул Новиков, - Знаешь, скажу тебя прямо, я в своей слишком много мечтал, - продолжал Новиков. -  Я мечтал, что наступит время, когда я буду важен для кого-то и кому то нужен. Я вообще стану интересен для людей.  Почему и от чего? Такие вопросы я не задавал.

- Вот их уже и принесли! – сказал я. Новиков продолжал. 

 - А еще я мечтал о друзьях и знакомых, которые придут откуда-то оттуда – он неопределенно махнул рукой вверх, куда-то в сторону и над своей головой.  -  Но я не видел тех, кто рядом. Вся моя жизнь была в надежде и ожидании. Но не только, жизнь шла стремительно, но я все время ждал, что что-то должно произойти. Непонятно что, но оно должно все изменить. Я надеялся и верил. Это похоже на иллюзорный калейдоскоп абстрактных картинок из неизвестных каких-то неземных мультфильмов. Они переливаются и капают, растекаются и текут по наклонной поверхности вновь собираются в радужные лужицы…. 

- Звучит настороженно, - сказал я. – Похоже на обычные глюки. Надо быть внимательнее к себе и осторожнее. Так что лучше про книгу расскажи. Что с ней?

- А книга? - воскликнул Новиков, -  в книге все должно быть изложено предельно конкретно. Не нужно расплывчатых фраз и полунамеков на непонятные вещи.  В книге все должно быть ясно и определенно. По

Этом она и книга! Ее будут читать и нужно так ее написать, чтобы было понятно что же автор хотел сказать!

           - Конечно, если бы все именно так писали книги, было бы проще. Читателей, наверно, стало бы больше, - заметил я.

- А с другой стороны, - продолжал Новиков, - в книге должно быть как можно больше двусмысленности. Чтобы фантазия у читателей работала и развивалась. Чтобы они хотя бы попытались пытались ответить на главный вопрос: куда же все-таки течет река.

Он немного помолчал.

 - И еще хочу сказать об озарениях. Это, когда находишь ответ на вопрос, который долго искал. Озарение всегда сопровождается видением. Даже наоборот: видение – это озарение. И можно увидеть прошлое и будущее. Только сложно разобраться: где именно будущее, а где прошлое? У меня такое было два раза, - твердо заявил Новиков. – Когда я видел приземление неизвестных и непонятных людей на каком-то странном летательном аппарате очень похожем на обычный вертолет. Эти люди прилетели явно за мной и долго искали меня, обварив сначала весь двор, а потом начали проверять каждую квартиру, медленно поднимаясь с одного этажа на следующий. Я же видел это и отступал – поднимался все выше и выше пока не оказался на крыше.  И вот вижу, что дверка из чердачного помещения отворилась и оттуда полезли они, эти люди в странных костюмах очень похожих на милицейскую форму. Их становилось все больше и больше, а мне приходилось отступать все дальше и дальше пока наконец я не оказался на краю. За спиной смертельная холодная пустота. А они все лезли и заполняли пространство и не обращали на меня внимания, а один из них как бы не нарочно толкнул меня плечом, и я полетел в пропасть.

 Но еще большее озарение было у меня, когда я нашел карту с нанесенными неизвестными землями. С островами! Это были тропические острова! Это были острова между Новой Зеландией и Чили…Это было видение о  Мальвинских островах...

- Каких-каких островах? – невольно перебил я.

-  Мальдивских!! – поправил Новиков. – Если бы точным и честным, то о поездке на Мальдивские острова. С кем, как и в каких местах! Мы улетали на сверкающем лайнере, со мной была, наверно, победительница конкурса красоты города!!!  Представляешь какая крутизна! Впрочем, всё это не главное, - заключил Новиков.

 - Самое главное: мне нужно спешить. Вдруг я не успею, ведь неизвестно сколько каждому отпущено. И когда наступит смерть, известно лишь Богу. А может он особо и не задумывается над продолжением моей жизни…

- Замечаю, что с годами становится труднее писать, - продолжал Новиков. -  Порой уже нет той энергии и того задора. Не просидишь за столом до рассвета, как в былые времена, и не отправишься утром на работу энергичной походкой как будто и не было бессонной ночи.

Мне были понятны и знакомы его сетования. Это случилось со мной во время последней поездки в Лондон. Я неожиданно с предельно четкостью вспомнил моих коллег по этой поездке. Они гуляли по ночным улицам, пили пиво (предварительно закупили в супермаркете) и пели песни под гитару (конечно битловские) до рассвета.

Они взяли гитару у Градского (однофамильца) и устроили небольшой «пикник на обочине», а именно на берегу канала, что протекает за вокзалом Паддингтон. А утром в отеле как ни в чем не бывало пришли на завтрак, бодрствующие и смеющихся, будто и не было шумной и пьяной ночи. Лишь у Миши Архарова была какая-то в некоторой степени кислая физиономия. Но и это быстро прошло.

Мне было легко вспоминать все, что с нами было в ту ночь, потому что я был среди них. Ясно это ощущал и понимал, хотя по реальному земному времени между этими событиями было несколько десятков лет  и разговор с Новиковым происходил раньше, чем наше пьяное пати в ночном Лондоне.

                                     +++

- После школьных писательских опытов, - рассказывал Новиков, -  наступила пауза, которая длилась до окончания института, который я так и не окончил. Действительно очень долго. – и Новиков расставил руки. -  И время тогда шло медленно. За все те годы не могу вспомнить, что у меня были, как теперь называют, «творческие поиски». Такая тоска, безденежье и отсутствие живого секса… Кроме, разве что, того жаркого лета, которое я правда провел дома. Тогда я подрабатывал дворником, на это уходило примерно по 3 часа в день вместе с дорогой до моей территории, а все остальное время писал. И в итоге опять не закончил. И даже не готов был показать написанное хоть кому-нибудь, потому что это было как бы полуфабрикатом.

Сейчас в нескольких словах могу сказать о той книге. Она о человеке, который живет двойной жизнью.  Одна жизнь очень интересная, богатая путешествиями, встречами и приобретениями.  А другая – скучная и однообразная, бедная и скудная, полная бессмысленной суеты и рутинных дел.

В книге словно два разные человека. Но на самом деле один - второй только двойник. Но кто?  Он – мой двойник. А может быть- это я, наоборот, его двойник. Я так и не разобрался, - высказался Новиков.

Начинается повествование с того, что он выезжает из Москвы накануне празднования Нового года. С ним едет его постоянная и очень давняя партнерша. Он считает, что вырвался из мегаполиса в очень удачное время, но в городе осталась его любимая подруга, о которой он все время думает, и ему кажется, что он путешествует и живет по-прежнему с ней, ему кажется, что он разговаривает с ней, и еще делает много разных вещей, с ней обедает, занимается любовью, гуляет по городу, а вовсе не с той, которая с ним в поездке, которая рядом.

Поэтому получается, что он чувствует себя оставшимся в Москве, и что он продолжает жить с другой.   

Но кто же в таком случае -  рядом, а кто остался там, в Москве? Он раздвоился. И это раздвоение приобретает совсем неприятный характер, когда выясняется, что его московский двойник пытается перевести активы на свой банковский счёт. Потому что ему сообщают, что скоро начнется война. Но чей это -  свой счет?  Опять возникает вопрос для кого этот счет свой, а для кого -  нет.

Об этих действиях он получает смс-сообщения. И пытается противодействовать. Он борется с самим собой. И женщины вокруг только сбивают его с толка.

С ужасом от неожиданной мысли, от понимания, что Новиков написал книгу обо мне, я продолжал слушать. 

 - А вообще в книге, - продолжал он, - идет речь о путешествиях. Поездки начинаются спонтанно, другие тщательно готовятся, маршруты прокладываются по России и Прибалтике, и даже совсем знакомым недалеким местам, как Карелия или Поволжье.  Поездок много и только автор повествования не может разобраться в какой поездке был он, а о какой ему рассказал двойник. Однако в итоге почему-то всегда получается, что у двойника самые интересные и насыщенные путешествия. «Почему все лучшее достаётся именно двойнику?» На этот вопрос он не может ответить, хотя пытается найти ответ. А может ему только кажется: что все самое лучшее, интересное достается двойнику?

Проснувшись однажды под утро, после тревожного нервного сна, так спят или больные, или злоупотребившие алкоголем люди. Он, еще в предрассветных сумерках, он идет по комнате к окну, наливает воды и з графина, смотрит в окно на сквер из опавших тополей и удивляется возникшему неизвестно почему неожиданному вопросу «О чем же действительно фильмы Тарковского?». Действительно, о чем и о ком снимал свои фильм Тарковский?  В этом есть смысл? Или это была просто отчаянная попытка заявить о своей индивидуальности? Наперекор властям, давившим на общество и желавшей всех усреднить и подогнать под одну гребенку, он снимал своё кино. Понятное ему, даже не задумываясь: будет ли оно интересно другим?

После этого он решил: Надо поехать в город Юрьевец, на Волгу, это родина Тарковского, там будет легче во всем разобраться. Там – мемориальный музей, там проходит кинофестиваль «Зеркало», туда приезжают люди, разбирающиеся в творчестве режиссера. Есть с кем пообщаться и потом поразмышлять. 

 

                                     +++

- Тебе, наверно, стоило стать режиссером и снимать кино, - предположил я. – Совсем другие средства выражения, да и с актерами не соскучишься…

- Возможно мне когда-то очень хотелось им быть, но так и не стал, - заключил Новиков. -  Все дело в том, что другой человек прожил мою жизнь, но я так и не понял, кто же этот человек в действительности? Может его вообще нет? Может, он - только моё воображение? Мои безумные фантазии? Но кто же в таком случае прожил мою жизнь?

- Да. Много вопросов. - сказал я.

- Конечно, много. И в книге я хочу найти ответ на главный вопрос: кто прожил мою жизнь? Как бы не парадоксально это не звучало, может это бессмысленно? Но тогда мне хотелось бы найти смысл. И чем больше я занимаюсь самокопанием, тем все более и более усложняется. так что лучше не углубляться. Пиво, кстати, надо бы освежить…  

Мы замахали нашей псевдо Агнете из АББЫ, которая появилась в дальнем конце зала с шестью полными кружками в руках.

Дальше он опять начал рассказывать о своем ночном путешествии. О том, как он шел поздним вечером через темный еловый лес по разбитой тракторами и тралёвщиками дороге, и время близилось к полуночи, скоро должна начаться передача «Рок-посевы». А он продолжал идти, не останавливаясь, даже когда сбивался с тропинки и проваливался по щиколотку и глубже, почти по колено, в жидкую темную грязь. Только во второй половине дня закончился поливавший трое суток дождь. Приемник работал постоянно, шумел, свистел помехами. Пока до полночи еще было время можно послушать «Голос Америки», а вот за минуту до полуночи нужно было аккуратно и быстро перенастроить его на волну Би-Би-Си. И услышать знакомые позывные, они разнесутся по ночному лесу звоном колокольчиков и раздастся из неведомой дали знакомый и почти родной голос Севы.

Наконец передача началась. О чем в тот вечер вещал Сева – этого Новиков вспомнить не мог.  Теперь, конечно, это можно легко восстановить, имея полный список программ с датами эфира, но так ли это важно?  Сколько было таких передач?  - задал риторический вопрос Новиков.

До деревни еще оставалось около четырех километров, по такой дороге и в таких условиях, наверно часа два, может быть полтора. У него был фонарь на ремне, только благодаря которому он еще не свалился в метровую ямищу, раскатанную тракторами еще прошлой осенью и зимой в оттепель. А теперь залитую водой, наверно, по грудь. Удивляться здесь нечему: такие дороги обычные явление в сельских районах Советской России.

 Наконец лес закончился. На опушке Новиков достал из рюкзака бутылку с вином и выпил из горлышка, так навскидку: грамм 160 болгарского Каберне. Это было очень популярное, недорогое и качественное красное вино.  Вспомнились строки «мечешься безумно, глотаешь из горла. Не хочется ведь думать, что жизнь уже прошла».  Он вздохнул с надеждой- кругом темные просторы.

Меж разгоняемых ветром облаков, виднелись звезды, а вдали среди холмов – огонек в одном из приземистых домиков. Умирать не хотелось. Его еще ждут.

Больше пить не стоит – иначе не дойду, еще ведь огромное поле впереди, река, потом еще болото и снова поле, но уже поменьше. А там и домик покажется во всю полноту, уже не приземистый и с высоким срубом с чердаком и окном. В этом доме его ждут. Может там друзья, а может просто люди, что в гости зашли, но у них там ужин, и еще и них трава. 

- В те глухие и душные времена, - продолжал Новиков, -  передачи Севы больше всего помогли мне.  Именно в том, что я почувствовал, что не одинок. И что мысли мои правильные. Напрасно комсомольцы называли их измышлениями больного шизофренией диссидента. И если они есть – значит, я живу, по совести.  Я нашел поддержку. Возможно автор об этом даже и не думал, возможно делал все спонтанно, от души, поскольку сам когда-то пережил подобное состояние (примерно так можно выразить: все считают там дураком, а на самом деле дураки – они) Но жить приходится в культурном подполье, куда загнала меня и многих других власть советских большевиков.

Так я почувствовал себя увереннее. Даже захотелось сказать, используя универсальный слоган с пропагандистского лозунга «Победа будет за нами. Враг будет разбит». Мне стало легко и главное: я чувствовал себя свободным!

Осталось дойти совсем немного. А на следующий день сразу - утром, наверно, как встану, то пойду и навещу мои рыжую лисицу. Она живет в красном домике краю деревни (это только я называю наше садовое товарищество «деревней»), мы пойдем с ней гулять и займемся сексом возле реки или в поле, среди высоких диких трав…

Потом я расскажу про все, что со мной было. И мы начнем собираться в поездку. Решено, что мы с лисичкой поедем на море! В Грецию, на остров Санторине. Где голубое небо и белые домики на склонах гор. С моря теплый ветер, шум прибоя, рыбаки с лодками – кажется, что день нескончаем и полон замечательных встреч и событий.

 

Тогда я старался записывать в своей путевой тетради произошедшие встречи и, главное, немного описывать тех людей, с которым довелось знакомиться.  Вот строки о тех днях.  «Нужные встречи всегда случайны. Неожиданно встречаешь важных людей в самых непредсказуемых местах, но только через много лет понимаешь, что эта встреча действительно была для тебя очень важной. Так я познакомился с Новиковым. И после этого долго, может несколько лет, а может пол жизни проходит, а ты все никак не поймешь почему именно так все стало развиваться. Тогда я приехал в Шереметьево и встретил там Новикова, который познакомил меня с Татищевым. Казалось, что ничего. А оказалось, что это привело к большим переменам.»

 

 

 

730 ШАГОВ К ЗВЕЗДАМ

Возвращаясь в наше время, в арендованный номер в гостинице Гоголь, я помню, что рано на следующий день мы отправились на экскурсию, которая называлась «Семьсот тридцать шагов к славе» или путь «на эшафот» кому что больше нравится.   

Экскурсия «Путь Раскольникова» (это тоже самое, что и «730 шагов к славе») начиналась от Сенного моста со стороны Сенной площади и заканчивалась у дома старухи процентщицы по адресу канал Грибоедова 104.  

 

Почти также было тогда в начале 90-х, когда почти в такой же отель, только чисто совковый, пришел наш питерский сусанин - Бородин - и сообщил, что приглашает всех на концерт «Машины времени», а пока мы будем добираться от площадки он проведет экскурсию по местам рокеров Питера и Достоевского. Начало мероприятия сразу после завтрака. По мере продвижения по маршруту, группа будет останавливаться в кафешках и барах и подкрепляться чашечкой кофе или чем-то еще, может, пивом, а может покрепче. После окончания программы концерт «Машины времени» и еще одной хорошо известной мировой рок-группы, название которой пока в секрете, но билеты можно оплатить уже сейчас. Так Бородин заинтриговал всех. И практически все согласились – начали сдавать деньги. После выяснилось, что цена билетов начиналась от 5 рублей, а Бородин предлагал нам по 50 копеек, оплатив разницу со своего кармана.

В ресторане отеля  он попросил столик и стульчик, разместился в коридоре, перед входными дверьми, выложил перед собой списки участвующих и листовки с описаниями остановок на маршруте. Он широко улыбался, видимо, сознавая культурную важность и общественную нужность своей миссии. Попросил официанта принести четыре бутылки Боржоми, одну из которых выпил сразу.  А из другой предлагал налить всем желающим. Вероятно, у него вчерашний вечер закончился героически и поэтому сегодня «горели трубы».

Где-то рядом с нашим отелем, рядом с Сенной площадью раньше находился трактир (а теперь вместо него какое-то сетевое кафе) в нем и узнал Раскольников о богатой старухе процентщице. Он случайно подслушал разговор   студента и офицера. А позднее на углу переулка Гривцова (тогда он назывался Конный) опять оказался свидетелем другого разговора между сестрой старухи и Лизаветой, местной прачкой, из которого узнал некоторые подробности, а именно, когда процентщица будет дома одна. Побывать именно в той квартире, где произошла трагедия было невозможно, поскольку Достоевский на указал точного адреса. А это было бы очень интересно. Тогда роман приобретал бы характер подлинной истории с детективным сюжетом. 

По таким историческим и литературным местам нам предстояло совершить познавательную прогулку. были это места. Сначала мы двинулись по набережной Грибоедова. Меня немного удивило, что Лена сразу решительно изъявила желание поучаствовать в экскурсии, хотя Елена и не читала Достоевского (кроме школьной программы), аттестат у неё с отличными оценками почти по всем предметам.

 Я смотрел на темную воду канала, на странную закрытую брезентом и фанерой лодку, плывущую без мотора, и вспомнил нашу последнюю встречу с Ирени. Обычно последняя встреча не запоминается, поскольку никогда точно не знаешь какая встреча последняя. Только потом выстраивая события определяешь, что вот именно та встреча, которая прошла в отеле рядом с березовой рощей и МКАДом, именно она и стала последней.  Мы возвращались по Дмитровскому шоссе, движение поздно вечером было слабым, начинал накрапывать осенний дождь. Я следил за дорогой, она молчала. Наверно мы думали о своем, о каких-то мелких бытовых делах, не могли и вообразить, что именно сейчас все в последний раз, что продолжения уже не будет…

Гид продолжал рассказывать историю Родиона Раскольникова, сопровождая слова описаниями эпизодов из жизни и творчества Достоевского. Мы двигались по маршруту экскурсии, видимо по этим же улицам и переулкам ходил в свое время Достоевский.  

     Видно было, что сравнение города с фантомом, который неминуемо исчезнет в истории, как и возник, не радуют экскурсовода. Особенно когда он цитировал Достоевского, читал нам выписанные заранее отрывок.

Мы остановились на пересечении Гражданской улицы и Столярного переулка, напротив дома, где жил персонаж романа Достоевского, оттуда и начинается «путь Раскольникова» до квартиры старухи процентщицы. В тексте романа указано сколько шагов нужно было сделать. Ровно семьсот тридцать.

По ходу экскурсии мы должны были повторить этот маршрут. Пройдя еще метров 500, мы повернули на мост Раскольникова и, перейдя его, оказались на другой стороне канала.

Потом гид показал нам то место возле стены дома (в начале Вознесенского переулка), где лежал тот самый камень, под который Раскольников спрятал украденные у старухи деньги и вещи. И пояснил, что об этом конкретном месте исследователям-литературоведам рассказала жена Достоевского Анна Сниткина. Она утверждала, что место показал ей лично сам писатель, поэтому ошибки быть не может.

 

Тур «Петербург Достоевского» закончился на улице Рубинштейна. С некоторым удивлением я узнал, что нащ гид, оказывается тоже является фанатом радиотворчества Севы и тоже участвовал в том далёком в начале 90-х съезде июльцев в Питере. Мы разговорились и решили зайти в знакомое кафе «Братья по разуму», чтобы пообедать. Кажется, что совсем недавно мы встречали здесь Севу Новгородцева, прошло всего-то каких-то 30 лет, кажется, что это было только вчера….

- Отсюда начинается уже другой экскурсионный тур, - сказал Бородин- Он называется «Ленинград Новгородцева». И любой может принять в нем участие!

В ходе него я отвечу вам на один очень важный вопрос: почему Сева все-таки решил вернуться в этот город-призрак, город-фантом?  Почему именно сюда, а не в Москву или не в Таллин?   Об этом мы и поговорим с вами в следующем туре. Я постараюсь ответить вам почему именно сюда, пусть совсем ненадолго, но достаточно для того, чтобы почувствовать с полной ясностью кем он был и кем он теперь стал.  

Жизнь разделилась на «до отъезда» и «после». Тогда было трудно представить, что через несколько лет он будет работать ведущим программы рок-музыки на Русской службе Би-Би Си в Лондоне! Об этом даже мечтать было как-то очень неприлично. Только настоящий фантаст с нестандартным взглядом на мир и очень смелым воображением такое мог предположить. Но вот ведь так получается, что трудновообразимое становится обыденной реальностью. И Сева, прилетевший из Лондона, идет нам навстречу по улице Рубинштейна, улыбается и сейчас поведет нас в свой исторический тур.

 

ДВА ЭПИЗОДА

Эпизоды питерского съезда включают посещение рок-концерта группы АВИА , драку с гопниками из Сестрорецка, как они себя называли, проводы Севы на Московском вокзале, прогулку по барам Невского и посещение музея Кунсткамера, куда дошли самые стойкие и любознательные. Большинство же оставалось в палаточном городке на берегу озера, готовили еду и пили разбавленный спирт Рояль (некоторые и не разбавляли). Они вели разные странные разговоры об интересующих только их предметах, некоторые наверно даже не могли ясно сказать кто же такой Сева.  Им эта встреча была нужна для тотального отрыва и парения в алкогольном тумане несколько дней на берегу живописного озера. Что-то подобное происходило потом на фестивале Нашествие. Туда тоже приезжают люди, уставшие от обыденности и желающие оторваться на несколько дней.  Может быть наши съезды стали первыми пробными шарами в таком поведении. Конечно это не легендарный Вудсток, но все-таки.

Через пять дней часть группы примерно человек 25 двинулась на вокзал, остальные погрузились в автобус и поехали в Москву. Так в глубоком похмелье, но вовсе не в плохом настроении встреча фанов была закончена. 

Моя подруга Елена сразу же категорически отказалась оставаться в палаточном лагере. В первый день мы уехали оттуда и больше не возвращались, поскольку предпочли отель Ревизор. В нем тоже, впрочем, не задержались, переехали в другой – ближе к Сенной площади. Так захотела Елена.

Мне было интересно проводить время на мероприятиях фестиваля Белые ночи. В основном рок-концерты и встречи. К сожалению, она только один раз составила мне компанию. Я был огорчен, но что поделаешь.  Коллективные выпивки ей не нравились.  И все поведение моих друзей по клубу тоже.

Может быть это только теперь я оцениваю наше пребывание в Питере, поверхностное. А тогда мне нравилось все: я полагал, что так и нужно жить.  Город со всеми достопримечательностями и остался как бы в стороне, уплыл куда-то в пьяном тумане наших тусовок. И об этом я не сожалел, поскольку тогда был уверен, что все еще впереди. Еще похожу по музеям, ещё по любуюсь архитектурой. Куда это денется?  И вовсе не обязательно проводить время с Леной. С ней у меня еще вся жизнь впереди!

Так я думал в те дни, когда был в Питере. Это было в самом начале.  А вторая поездка туда через 35 лет, как раз после возвращения из Лондона, когда большая и самая интересная часть жизни прожита. И поездки в город на Неве как бы обрамляют, начинают и заканчивают этот период. 

Как раз в этой второй поездке я побывал на экскурсии 730 шагов к звездам.

 

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЗЕМЛЮ

Под утро приземлился в Москве. Прилетел из Лондона, а казалось, что вернулся из другой жизни, было грустно, особенно от вида серого поблескивающего задания Шереметьева. Дальше деревенские пограничники, они никогда не были там, откуда мы прилетели, как и не были в тех многих местах, откуда каждый день прилетают люди и проходят мимо, от них исходят волны непонятного поле из таинственных и далеких стран, и так каждый день они впадают в искушение, но не в силах бросить свою конуру! Поэтому и смотрят со злобным оскалом. А дальше колышется толпа навязчивых таксистов. На этому кончается полет - дальше уже все по-прежнему.

 Теперь я не верю, что был там. Как же я мог попасть туда - в Лондон, в ту жизнь – не помню, и не понимаю. И произошло ли это со мной? И была ли со мной девушка из Германии, и неужели мы гуляли по Амстердаму, а потом шли все шумной компанией по Лондону, смеялись, шутили, пили пиво, я запомнил только уплывающую назад вывеску Риджент стрит, а мы двигались к Трафальгарской площади, а потом дальше – в Сохо. Это был какой-то сумасшедший по насыщенности событиями день. Наверно, кто-то за месяц не увидит столько, а кто-то и за год. Да что там – год, среди провинциальных россиян встречаются индивиды, что и за всю жизнь не открывают столько…

 Что я чувствовал тогда?  Волнение, удивление. восторг. Поскольку как, впрочем, и многие из нашей компании, впервые оказался в Лондоне, не просто одном из самых известных и больших городов, а еще и центром культуры и бизнеса.

Вращаясь в унылой суете и вспоминая те дни, я прихожу к заключению, что конечно тогда в Лондоне был не я. Слишком все здорово получилось. Это был человек из параллельной жизни, а может из противоположной, но это был человек изображающий меня. Или наоборот: живя в своем мире я пытаюсь быть похожим на него, но тщетно. Ничего не получится.

Теперь мне остается только сожалеть, что я живу скучно и однообразно, моя жизнь течет по прямой. Карантины, запреты, безнадега.  А у него сплошные полеты и виражи! Мало сказать, что я завидую ему, я мечтаю стать им. Но увы – земля улетает из-под ног, я не могу устоять, удержаться – и лечу, но только вниз. Я падаю. Чтобы вновь очнуться на дне. И начать новое восхождение.

 

ВСТРЕЧА В КАФЕ на ЗУБОВСКОМ

В том обычном кафе на Зубовском бульваре часто можно было встретить студентов. Обычно они писали что-то в своих портативных компьютерах. И заказывали только кофе и ещё, наверно, овощные салаты.  Другие посетители проходили мимо. С подносами и тарелками. Только двое попивали из кружек пиво. Может сожалея, что в кафе запрещено курить.

После моего возвращения в Москву, я позвонил Ирине. Она предложила именно это кафе, хотя было непонятно почему сразу не поехать ко мне? Видимо она хотела сказать что-то важное для наших отношений. Возможно даже поставить точку в наших случайных непостоянных, прерывающихся, но опять и опять возникающих и продолжающихся встречах. 

- Ты словно тонкая нить, связывающая меня с большим миром прошлого - тогда я сказал ей, - с теми друзьями, что были в том мире. Он уже ушел, остается только тонкая нить - это ты!

Она кивнула, согласившись со мной. Хотя вероятно не понимала, о чем я говорю, когда вспоминаю о большом шумном мире, уходящем с каждым годом все дальше и дальше в прошлое. Там остаются друзья и подруги, рассматривая лица, которых на расстоянии находишь новые черты.  Возможно это немного напоминает общение с одноклассниками. В школьные годы мы виделись каждый день за исключением воскресений и каникул, игры во дворе и походы в бассейн, разные внеклассные мероприятия и спортивные состязания – все вместе. в круговороте детских и школьных забав, поэтому не успевали, а может и не могли рассмотреть и понять друг друга, оценить и решить: стоит ли с таким человеком дальше общаться?  А теперь, когда это время ушло в прошлое, глаза открываются и у нас появляется способность о много судить. Это ничего не значит, поскольку школьная пора уже далеко и уже ничто с ней не связывает, и отношения с одноклассниками потеряны. Чем старше мы становимся, тем пристальнее вглядываемся в то время, когда были совсем юными.

 

Теперь нам порой не хватает на обычный обед в недорогом кафе.

  - Расскажи, как ты съездил в Лондон, - спросила Ирина, чтобы начать разговор.

-  Хорошо, но я все время очень сожалел, что ты не поехала со мной. Там было много интересного для тебя. Особенно, когда мы пошли в галерею современного искусства.

- Когда я была в Лондоне тоже ходила туда, - ответила она. – Но мне было трудно сразу понять это искусство. Как-то сумбурно, и еще торопилась, не  зацепило словом с первого раза. А второго не было… пока еще.

- А могло быть. Мне было бы с тобой хорошо. Я во время всех поездок в Лондоне думал о тебе. Мне тебя не хватало. И почему ты не поехала со мной? 

- У тебя там было много друзей, - ответила она. -  Тебе было бы не до меня. И потом куда я поеду? Как я маму оставлю? Мне за ней нужно ухаживать.

Я ничего не ответил. Я смотрел на Ирину и понимал, что люблю ее еще сильнее. Это не выразишь словами, это мысли, которые еще не стали словами, они как сны, пролетают в мгновения, впечатляют своей яркостью, но их невозможно детально описать. Стоит начать пересказывать смысл словно растворяется исчезает очарование и настроение за отдельными конкретными деталями. 

 Я видел ее во сне (И что из того?) и подумал, что это любовь. Но любовь — это чувство, которое начинаешь осознавать, только когда теряешь. Именно в этот момент я чувствовал, что теряю ее. И поэтому понимал, что ее, единственную только и любил.

В кафе вокруг нас шумели звоном посуды, разговорами, стульями и кассовым аппаратом. Как-то будто бы в стороне от всего этого мы сидели напротив друг друга и кажется не замечали суеты.  Ира пила кофе, как обычно большую чашку капучино. Она охватила ее ладонями словно хотела согреть руки, словно уже наступили холода, хотя еще только заканчивался июль.  я замечал, что она стала мне ближе, чем была до лондонской поездки.

- Больше без тебя я никуда не поеду, - сказал я. - Ты будешь со мной. Согласна?

- Да, - тихо ответила она и сделала небольшой глоток. – я всегда буду с тобой. Во всех оставшихся днях.

- Мне бы этого очень хотелось, но это, мне кажется, невозможно. Слишком много проблем и условностей. Ты каждый раз рассказываешь о них. Хотя я пытаюсь тебя убедить, что не стоит принимать эти бытовые вопросы за серьезные проблемы.

- Наверно это так, - ответила она, -  но для меня это важно. Да, может это смешно, но для меня проблема: как перевести рассаду на дачу. За это к сожалению, никто не берется, даже таксисты отказываются. Звонила в транспортную фирму – тоже не хотят ехать. И куда же мне теперь эту рассаду девать? – воскликнула она.

Мне сразу стало как-то скучно и уныло от мыслей, что ей некуда деть рассаду. А днем она помогает соседке, подруге ее мамы, ходить в магазин «Копейка» , потому что у нее больные ноги и она придвигается с трудом. Еще она звонит в поликлинику и ждет, когда приедет санитарка сделать укол или вызывает врача, а вечером смотри сериалы на канале «Домашний». Очень увлекательно, но на следующий день уже невозможно вспомнить детально, о чем же была предыдущая серия.  После всего этого она устает и поэтому не хочет сходить в музей или на экскурсию. Или просто в кафе. Когда? Если ждешь врача, наладчика телевизора, сантехника, мастера по ремонту стиральных машин и еще кого-нибудь?

- Зачем тебе все это нужно? – спросил я, хотя в общем-то знал ответ. Она пожала плечами и ответила, что привыкла к такому ходу вещей. Она беспомощна и наивна. Слушает упреки и просьбы ее соседки, подруги, своей мамы, с деспотичным и капризным характером, и по мере сил выполняет их. Куда я могу позвать ее? Куда она поедет? Я почувствовал, что нахожусь на грани глубокого разочарования.

А люди безучастно гремели подносами и посудой. Звучало радио с эстрадное с песнями популярных артистов. И еще сквозь столпившихся у прилавка пробивался комсомольского вида высокий студент в очках без оправы с выражением циничного пренебрежения на интеллигентном лице. И ему кричали друзья или коллеги со стороны «Миша не спеши, осторожнее Миша….»

 

И зачем я желал встречи с ней? Разве что для того, чтобы заняться сексом. Да, это, пожалуй, именно так.

- Может быть мы поедем сегодня по нашим местам еще раз, - наконец предложил я. - начнем с Ботанического сада или с Нескучного сада. Там тенистая прохлада и там будем вспоминать, и радоваться словно это в первый раз.  Потом отправимся в итальянский ресторан, и затем в отель с названием «Пристанище одиноких сердец генерала Каманина».

Она согласилась.

Эта встреча, как обычно, закончилась на улице анархиста Кропоткина. Я подвез и высадил Ирени возле ее дома. Было жарко, даже очень – прямо знойно, - раскаленные тротуары - что можно было сказать, что лето в разгаре, что вторая половина июля.

На самом деле наше лето уже закончилось, догорало, на календарях уже в конец августа.  И скоро пожелтеет листва на аллеях парков и опадет пестрым ковром на серый тротуар.

Я помню, как она вышла из машины, хлопнула дверцей, и затем несколько минут неторопливо шла по вечерней улице к своему подъезду. Я смотрел, как она уходит. Она скрывалась сначала за кустами, мусорными контейнерами, потом за углом кирпичного жилого дома – в узком проходе между стеной и металлическим забором.

Тогда я почувствовал, что она удаляется, не просто идет домой, а движется все ближе и ближе к той последней грани или черты, после пересечения которой уже не возвращаются.  Она становится от меня все дальше и дальше. Вот сейчас она повернет за угол – исчезнет, и все - словно вообще уйдет из моей жизни.  

Она уйдет - не просто скроется за поворотом обычной московской улицы -  она вырывает кусок моей жизни и уносит его с собой. Она уходит, и кажется, что жизнь становится бесконечно пустой и скучной.  И какой-то особенно бессмысленной. Она идет по тротуару и ее шаги отзываются как стук серебряных молоточков у меня в голове.

Уже после того как я вернулся из Лондона, пришла смелая идея поехать в Вологду и в Череповец. В тех краях, может вовсе не в тех, находятся мои истоки. Возвратиться к истокам – это желание приходит ко многим в конце жизни. Осмыслить и оценить свой проделанный путь можно вернувшись мысленно к его началу. Но где оно, моё начало пути? Об этом нелегко сказать. И даже трудно предположить, поскольку конца-то тоже не знаешь. Никто тебе не скажет где именно и когда конкретно ты умрёшь.

Когда я остановился на две недели в Санкт-Петербурге, я помню низкое северное солнце, оно слепло глаза, но это были холодные лучи, поэтому шла дрожь по всему телу, и было необычно: хотя еще ранее утро, но уже светло как в полдень.  Перепутался день с ночью. Оборвалась тонкая нить, связывающая нас, я полетел в Санкт-Петербург на Белые ночи.

Она ушла. А с этим все эти 12 лет любви, встреч, поцелуев… И как ты еще говорила «вид мятых простыней». Все унесется, что было связано с нашими встречами.  Улетели годы в пустоту. Получается, что я жил «словно по привычке, заодно с другими на земле…»

Мои мысли крутились вокруг этой случайной цифры.  Может вовсе не 12 лет, а больше или немного меньше. Но это время словно один день. Его хотелось повторить еще и еще один раз. Если бы было можно время отмотать назад и повторить этот день, и прожить его еще раз и еще раз (а может быть и сделать что-то иначе, нет! Именно! Сделать многое иначе). Опять я приходил к мысли, что прежнюю жизнь прожил кто-то другой.

 

ЗАВЕШЕНИЕ ПОЛЕТОВ

Хорошо помню, как после возвращения из Лондона встретился с Ириной и стал ей рассказывать о поездке, но как-то сразу заметил, что это ее мало интересует. Как же так? Глубокое разочарование охватило меня, я, помню,  сел в машину и поехал по Садовому домой, размышляя как же все здесь скучно и печально, а я-то воображал!  Надеялся, что она непременно поедет со мной в следующую поездку. Конечно так! И разве может быть иначе?

Мое разочарование меня опустошило. Я был как путник в пустыне, который после нескольких часов ходьбы наконец находит колодец с водой и напившись обнаруживает, что дорога не стала короче, и ему еще предстоит долгий путь.

Наступило серое утро, когда явное становится явью. Я все придумал, вообразил… Тогда я проезжал мимо вокзала Ватерлоо и думал о ней, как мы будем садиться в поезд и спешить по перрону, а прежде искать в расписании с какого же пут отправляется наш поезд. Когда же двери закроются, и он тронется. Как я мог воображать, что эта суета и есть моя любовь.  Разве они там, где ее не было и не могло быть. Она жила в другом измерении, уже воспитав детей и теперь ухаживая за пожилой женщиной – ее мамой – она совсем не стремилась к новым открытиям.  И вообще ни к чему не стремилась, проводила дни в нескончаемой домашней рутине: уборка, магазин, готовка, обед, сериал и долгие бессмысленные разговоры по телефону.

Но все-таки не смотра на унылость существования мне было с ней хорошо. И этого было больше. Радость окашивала наши встречи в оптимистичные тона.

 

 

ЭПИЛОГ

 

                             «Эту жизнь живу я словно кстати,

                                             за одно с другими на земле.»

 

Раздвоение становится сильнее.  И с каждым днем. Я вернулся в Москву. Вспоминаю и вижу, что мое второе «я», мой двойник все дальше и дальше, а первое готово принять жизнь здесь такой, какая она есть: прямой и однообразной, с незначительными, но нерешаемыми проблемами, которые тянутся как хронические болезни, и тянутся кажется бесконечно, как будто на протяжении всего времени, что тебе отведено. 

Теперь жизнь будет течь по прямой. И только в одном направлении.

Из окна на Селезневке виден огромный город, трудно представить, где же он заканчивается. Дома, люди, машины – окружающая среда, которая весьма чужеродна, враждебна и негативна.  В этой ситуации воспоминания о поездке в Лондон, изложены мной, но от имени моего «двойника», и все это можно назвать последней попыткой соединить разъединённое.  Теперь стало еще яснее - это невозможно.   По Лондону путешествовал другой человек. Только еще раз убедиться насколько различны берега вдоль которых течет Темза. Но по-прежнему нет ответа: куда же она течет?

Тогда в Лондоне я был счастлив и не замечал времени, и не считал денег. Сколько именно на банковском счете, на который постоянно поступают отчисления от вложенных средств в качестве дивидендов, проценты по вкладам и купоны от инвестиционных продуктов. Все это совершенно не важно, и не нужно думать над всеми этими деталями ни в общем, ни по отдельности – все замечательно.

 Сколько еще времени впереди? – я даже не спрашивал – наверное бесконечность!  Мне должно хватить до конца бессмертия - убежденно полагал я. И не замечал, как летит время, и бесконечность стремительно сокращается, как шагреневая кожа.  Я не видел этого. Не замечал. Но это ведь и есть настоящее счастье.

Потом я долго вспоминал остановки в городах Европы и Англии, случайные и запланированные встречи, отели на наших маршрутах и пытался понять почему же я не отправился в поездку с той, моей настоящей любимой, а пригласил другую девушку из Германии, вообще из прошлого, со страниц уже прочитанной и закрытой книги. И не находил ответа. Поскольку видимо во всем этом был не я – а мой двойник. Он ездил вместо меня в Лондон, любил девушку из Пфейрзаца , пил эль в пабах Сохо и Коверт Гардена, рассматривал жриц любви в окнах Амстердама и Гамбурга. А где же в это время был я? И что я делал?  Где моя жизнь?

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

1.  Лондон начинается с Паддингтона

2.  Show must go on

3.  Путь в Берлин

4.  Открывая Туманный Альбион

5.  Разговор с Кутузовым о победе

6.  Аттракцион Эбби Роуд

7.  К ливерпульской четверке

8.  Гуд-бай Британия

9.  Череп Дэмиена Херста

10.             BUSH HOUSE

 

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

 

11.             Сева в Питере. Поездка

12.             Жара, июль, ночи звездные…

13.             Нева должна течь

14.             Я один прав, а они все – нет.

15.             В кафе на Эубовском

16.             730 шагов к славе

17.             Два эпизода, а между ними - жизнь

18.             Завершение полетов

19.             Эпилог

 

конец